Молтке, в первую очередь, служит.

У Мамы-Утки три зубастых клюва и острые когти на перепончатых лапах; она просит есть (всегда мясо) и больно клюёт, если её не слушать (всегда в затылок). Молтке учится считать, затем — говорить, а затем — скручивать мелким лусусам шеи так, чтобы они меньше мучились. По ночам Мама-Утка пускает её под крыло и нежно воркует над ухом всеми тремя хищными птичьими головами, чтобы Молтке быстрее заснула. Детство у неё счастливое.

Молтке с детства знает, кем станет — имперским гвардейцем. Это неоспоримый факт, житейская константа, единственный возможный путь. Место самодельного деревянного щита в её руках занимает учебный, пластиковый и исцарапанный, когда Молтке поступает в кадетский корпус, а затем — самый настоящий, когда форму курсанта сменяет парадная, искристо-чёрная, чей стоячий воротничок больно врезается в шею. Воротничок похож на ошейник, и это правильно, потому что Молтке — собака на цепи Императрицы, не более и не менее; так решено законами гемоспектра, так — правильно.

Она взбирается по карьерной лестнице как подобает индиго — быстро, решительно и без уловок, заслугами на своём счету и шрамами на своём теле. Серая кожа Молтке — в бледно-голубую полоску, серая кожа Молтке — зарастает быстро; она не боится умереть, потому что знает: этого не случится. С ней — сила крови, с ней — Императрица, она сама теперь — капитан, а капитану не престало кориться страху.

Молтке верна принципам и долгу, Молтке честна перед собой и другими, Молтке до неправильности прямая внутри и снаружи.

Но в первую очередь Молтке исполняет приказ.

Отредактировано Молтке Скутум (11.04.20 11:18)